Глава I
Бета: Daemon Div (она же гамма)
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Том, Адам
Саммари: У каждого ребенка должны быть родители, чтобы оберегать его, защищать, наставлять... А что же, если их нет? Что, если с рождения вокруг грязь, боль и жестокость? Что будет с такими детьми?
Рейтинг: R (только из-за предупреждений здесь же в шапке)
Жанры: Слэш (яой), Драма
Предупреждения: Смерть персонажа, Изнасилование
Размер: миди
Статус: закончен
Тонкие и серые от присохшей грязи пальцы умело поглаживали дрожащее тельце крысы, чьи красные глазки настороженно следили за человеческим детенышем, таким же, как и те, что швыряли в нее камнями и преследовали с гигиканьем, надеясь добить тяжелым деревянным башмаком. Впрочем, нет, этот был не такой. Мальчишка был гораздо чумазее любого другого, да и одежда его, пропахшая рыбой, глиной, сладковатым детским потом и – острый крысиный носик задергался – медью. Кое-где на рубахе, сквозь лохматые прорехи которой просвечивала впалая грудь, можно было рассмотреть буроватые пятна. Несладко живется бродягам в старой доброй Англии… Ничуть не лучше, чем крысам.
- Хорошо вам… - между тем рассуждал оборванец. - Дохлую кошку сожрете… А я не могу. Я пробовал… - тут мальчишку передернуло, - не… лучше впроголодь… Эй, ты куда? – крыса, напуганная резким движением, уже шустро мчалась вдоль одного из мрачных домов, между которыми уж точно не проехала бы коляска, - А.. ладно…
Встав с корточек, мальчишка, прищурившись, взглянул налево – там, в некотором отдалении, швартовалось небольшое судно. Том, а именно так звали парнишку, ухмыльнулся и едва приметной тенью скользнул в щель между домами. Начинало темнеть.
Грязный и многолюдный порт славился тем, что лишиться в нем можно было не только кошелька, но и жизни. Тут и там промышляли воришки, нищие и личности еще более скользкие… Ни один уважающий себя матрос не спустился бы на землю в этом городке. Но приличные люди и не причаливали к этому берегу – дурная слава порта заставляла экипажи торговых суден потуже затягивать пояса и тоскливо вглядываться вдаль, но проплывать мимо. Именно в этом месте и промышлял знакомый нам мальчишка. Зорко шныряя взглядом по внешности окружающих моряков, а их опыт позволял выделить из разношерстной толпы не напрягаясь, Том расталкивал волнующуюся как море массу людей острыми локтями и пробирался вперед. Время от времени ему перепадали затрещины или пинки, но оборвыш не обращал на такие мелочи внимания. Ему случалось попадать в кровавые драки, разгорающиеся между матросами после третьей кружки эля…
Внезапно взгляд мальчишки выхватил из толпы дородного мужчину. «Капитан, не иначе…» - мелькнуло в лохматой голове, а ноги уже сами несли своего обладателя к оглаживающему бороду моряку. Словно случайно налетев на мужчину, Том забормотал извинения и тут же, не дав тому опомниться и надавать себе по шее, вновь нырнул в гущу толпы, уже заботливо прижимая к себе кошелек незадачливого мореплавателя.
Отдышавшись в одной из подворотен после долгого и утомительного петляния по улицам, оборванец достал из-за пазухи добычу. К великому разочарованию мальчугана в кошельке оказалась одна мелочь, которой хватит лишь на пирожок без начинки и кружку сидра. Громко выругавшись площадной бранью, которой позавидовали бы иные ценители, Том отшвырнул ставшую ненужной вещь куда-то во тьму и, зажав в кулаке медяки, направился в известный своими вольными нравами паб.
- Ого… Хорошая выручка? – хозяин паба, лысый коротышка с маслянистыми глазками, подмигнул юному посетителю.
- Нет… Вот… - деньги поменяли владельца, и коротышка, поцокав языком, отвернулся, чтобы спустя минуту поставить перед печальным воришкой плохо вымытую тарелку с унылым и кособоким пирожком, слегка подгоревшим со дна.
- Спасибо, - довольно вежливо поблагодарил Том и принялся за еду.
Уже после того, как клиент расправился с нехитрым ужином, хозяин паба, как бы интересуясь, не желает ли мальчишка еще чего, наклонился над стойкой и прошептал:
- Советую смываться побыстрее… Ты чем-то не угодил двум верзилам за столиком в углу. Глаз с тебя не сводят все это время…
Побледнев, Том кивнул.
- Я могу воспользоваться задней дверью?
- Да, конечно… Только живее, мне разборок хватает и так…
Соскользнув со стула, воришка бросился за спину хозяину заведения, который уже невозмутимо наливал эль черноволосому молодчику в фартуке гробовщика.
Выскочив на улицу, Том заозирался. Непроглядная мгла, сбившая бы с толку любого другого, была ему только на руку. Приготовившись нырнуть в один из переулков, мальчишка внезапно налетел на чью-то широкую грудь. Как провинившегося котенка, воришку встряхнули за шиворот чьи-то пропахшие табаком и морем руки, наверняка красные от едкой соли и пеньки, а затем что-то тяжелое почти ласково коснулось затылка Тома.
Первое, что почувствовал Том, придя в себя, это ветерок. Свежий соленый бриз, щекочущий ноздри и пытающийся распутать паклю волос, не вымытых толком ни разу в жизни.
- Мы его не укокошили случаем? – грубый прокуренный голос, типичный для моряка этих широт, любителя выпивки и хорошей драки.
- Его так просто не прихлопнешь… Этот сброд, знаешь, какой живучий!
Том решил, что и дальше будет изображать труп, может, не разберутся и сбросят в воду. А уж он на берег выберется.
- Плесни водой на него.
- Зачем это?
- Плесни, говорю… Неохота долго с этим крысенышем возиться.
Словно ледяные иголки вонзились в кожу оборванца, так что тот подскочил и заорал, хоть и старался подготовиться к этому. Мгновенно пропитавшиеся водой лохмотья неприятно жгли кожу, а слипшиеся ресницы давали разводы на канве окружающего мира, сузившегося до небольшого пятачка, освещаемого оранжевым фонарем.
- Эге… - нехорошо улыбнулся крупными и редкими, что свидетельствовало о любви к потасовкам, зубами один из трех моряков, стоявших прямо перед Томом.
У этого были курчавые волосы и смуглая кожа. Его сосед, придвинувшийся чуть ближе, отличался широченными плечами и уродливым шрамом через все лицо. Третьего воришка рассмотреть не успел, потому что его вновь схватили за шиворот и встряхнули. Дрянная ткань жалобно затрещала, чудом сохраняя относительную целость.
- Ну что, крысенок? Попался? Ловко ты петлял… Но попался глупо. Куда кошелек дел, а? Тварь такая, куда дел?
- Что ты его вопрошаешь… - басом захохотал тот, кто лил воду – Том опознал его по голосу. - Он же при нас деньги тратил!
- Эд нам что сказал, а, Гарри? Там побольше было, чем он проел!
- А то ты нашего капитана не знаешь… Ему только дай соврать… Эй, сопляк, сколько там было-то?
- Всего пара пенсов, сэр…
- Ну вот, Джон, что я говорил тебе!
- Клянусь дьяволом, Гарри, я все равно прибью этого мальчишку! Из-за него мы тут шляемся, когда могли бы в компании хорошеньких баб праздновать ступление на твердую землю! Черт тебя побери, у меня никого не было больше месяца!
- Спокойно, Джон! Вымести злобу на нем, а не на мне! – успокаивающе хлопнул здоровяк со шрамом того, кто держал Тома, по плечу.
Сам оборванец тем временем испуганно пялился в темноту, измышляя варианты бегства. Чутье подсказывало, что отделаться парой ушибов не получится… В преддверии ныли мышцы. Зудел и чесался нос.
Третий матрос выдвинулся на свет, когда Джон разжал пальцы и пнул быстро свернувшегося клубочком ребенка.
- Вы бы шли. Я с ним разберусь.
- С чего это ты такой добрый, а, Стю?
- У меня свой интерес.
- Пойдем, Джо! И, правда, пусть разбирается сам, раз хочет… Денег мы уже не получим.
- Нет, черта с два! Мне эта тварь вечерок подпортила! Сам хочу его… - Джон снова пнул мальчишку, - …покалечить… Чтоб запомнил… А, впрочем… - внезапно мужчина остановился и задумался, - вы правы, ребята. На кой черт он мне сдался? Его ж тронешь, он и богу душу отдаст, сопляк мелкий… А мне грех на душу ни к чему брать. Моя Марта как говорит? «Бог, он все видит!» Вот! Идем, Гарри…
Один на один остался Том с тем, кого назвали Стю. Это был худой и непропорциональный с по-паучьи длинными руками, коротконогий мужчина с колючим взглядом и неприятным, вызывающим брезгливое омерзение, лицом. Плохо выбритый подбородок топорщился желтоватыми колючками, а слипшиеся от пота волосы закрывали низенький прыщавый лоб. Слегка великоватая одежда была измята и могла похвастаться парочкой жирных пятен. Чулки сползали на башмаки, а те в свою очередь были замызганы портовой грязью, одинаковой во всех приморских городах. Но всего этого Том не заметил в тусклом желтоватом свете фонаря. Он видел только сальную ухмылку приближающегося матроса, а в голове билась одна мысль «Бежать! Бежать! Бежать!» Возможно, бегство бы и удалось, рванись воришка чуть раньше, но в этот самый момент Стю бросился вперед, и с чувством философского изумления, мелькнувшего последним в усталом мозгу, Том снова обмяк.
Чертыхаясь и сплевывая, моряк закинул легкое тельце себе на плечо и побрел в сторону темнеющего на фоне неба судна «Маргарита», его крова.
Пробуждение было болезненным. Ныл затылок, а запястий Том почему-то наоборот не чувствовал. Пересохшие губы, растрескавшись, цеплялись друг за друга и не желали плотно смыкаться. Раскаленный затхлый воздух набивался в легкие и неприятно першил в горле.
- Будешь хорошим мальчиком, бить не буду.
Дернувшись на голос, воришка перевел взгляд с деревянного потолка каюты, - а то, что он находится в каюте, он понял по характерному покачиванию и едва слышному плеску за бортом, - на говорившего. Стю ухмыльнулся и с наслаждением затянулся трубкой, выдыхая горькие клубы черного дыма пленнику в лицо.
- Что вы с-собираетесь делать? – Том запаниковал.
Поведение этого человека сильно отличалось от того, к чему он привык в подобных невеселых случаях. Его избивали, долго и жестоко или брезгливо, стремясь покончить с ним, как с надоедливым щенком, но никогда еще не забирали на судно.
Мужчина не ответил. Склонившись над мальчишкой, он внимательно осмотрел его лицо.
- Ты ж заразный… Богом клянусь, заразный… Ну да ладно… Шлюхи в кабаках не лучше будут. Переворачивайся на живот. И, черт тебя побери, не вздумай пикнуть… живым не уйдешь…
Все еще ничего не понимая, напуганный мальчишка закивал и зашевелился. Скрученные пеньковой веревкой запястья тут же заныли, но Том только закусил губу. Ему велели молчать…
Сопя и отдуваясь, моряк копошился за спиной паренька, вжимающегося лицом в жесткий, вонючий матрас и с трудом сдерживающего подкатившую к горлу тошноту. Мужчина с остервенением и внезапно нахлынувшей злобой рванул с покорного и безучастного ко всему мальчишки штаны, которые держались на тонкой веревочке, продетой вдоль пояса в самодельные отверстия, норовящие расползтись до дыр, и стащил их до коленок. Том, до которого начинало медленно доходить происходящее, еще сильнее закусил губу и подумал, что, возможно, это не так и плохо… Да нет, это действительно лучше, чем если бы его избили и бросили валяться в подворотне… Главное, не закричать. В этот самый момент бедра матроса качнулись вперед, и воришка заскулил, до боли в хрящике носа, прижимая лицо к матрасу. Стю бормотал какие-то ругательства сквозь стиснутые зубы, поминал Бога, Черта и всех их вместе взятых… Его кривые пальцы в никотиновых пятнах все сильнее сжимались на узких бедрах, где кожа была почище и побелее, чем на плечах и лодыжках… Наконец, откинув голову назад, с шипящим свистом Стю на мгновение замер, вытаращив дико вращающиеся глаза. Неровные крепкие полукружья его ногтей в последний раз скользнули по телу мальчика, и он отстранился, приводя одежду в порядок. Напоследок перерезав путы, врезавшиеся в руки ребенку, моряк ушел, прекрасно понимая, что оставаться дольше уже сам оборвыш не захочет.
Том был бы и рад сбежать поскорее, но не мог. Глотая злые слезы, он неподвижно лежал, не осмеливаясь шевельнутся, потому как опасался, а сможет ли он вообще передвигаться теперь. Наконец, кое-как поднявшись и затянув потуже веревочку, служившую ремешком, воришка поплелся на палубу. Незнакомый ранее стыд и мерзость разъедали его изнутри. Дети-бродяги взрослеют рано, но и у них есть душа… Иногда в этой душе остаются надежда и целомудрие. Теперь же Тому хотелось броситься прямо в пролив. Его бы не стали спасать. Да и не пожалела ни одна живая душа.
Ребенка шатало, как пьяного, когда он ступил на берег. Подвыпившие матросы, попадающиеся ему в такое позднее время, и не заметили бы хрупкую сгорбленную тень, медленно передвигающую ноги, но Том все равно шарахался от каждого встречного, рискуя споткнуться об одну из крыс, шустро снующих прямо под ногами. Забывшись сном прямо на голой земле, для тепла свернувшись калачиком, мальчишка вздрагивал, а из-под плотно-сомкнутых век бежали слезы.