Сюрреализм

Я люблю сюрреализм, но вот это как-то не совсем мне по вкусу... Притягивает внимание, это да. Но любоваться не тянет...

Даниэль Келетт

Даниэль Келетт

Дэвид Хо

Дэвид Хо

@темы: чье-то, совсем никому не нужно

---

"Крысеныш с соленым сердцем"

Глава III
Бета: Daemon Div (она же гамма)
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Том, Адам
Саммари: У каждого ребенка должны быть родители, чтобы оберегать его, защищать, наставлять... А что же, если их нет? Что, если с рождения вокруг грязь, боль и жестокость? Что будет с такими детьми?
Рейтинг: R (только из-за предупреждений здесь же в шапке)
Жанры: Слэш (яой), Драма
Предупреждения: Смерть персонажа, Изнасилование
Размер: миди
Статус: закончен

Полагаясь на женский инстинкт, подсказывающий, что надо делать, Салли обвила мальчишечью шею своими нежными ручками и, слегка розовея, прижалась розовыми губками к шершавым губам Адама. Отсчитав про себя до трех, Салли отступила на шажок и сделала книксен, не поднимая глаз. Теперь по ее мнению, поклонник уж точно никуда не делся бы.

После ухода Салли, Адам некоторое время еще стоял неподвижно, с вытаращенными глазами и пунцовеющими ушами и шеей, но хруст веток за спиной отвлек его. Обернувшись, мальчик наткнулся на виноватый смущенный взгляд. Том, видимо споткнувшийся о корягу, сидел на земле и, сжавшись в комок, даже не пытался подняться. Быстро перебрав все варианты, Адам с сожалением остановился на том, чтобы пока не трогать это лохматое недоразумение – уже темнело, да и Бэрри с Артуром наверняка захотят поучаствовать… Поэтому проходя мимо, белобрысый мальчишка просто пнул своего врага и процедил:

— Еще раз поймаю…

Том встал только когда шорох и хруст, свидетельствующие о продвижении Адама по роще, прекратились. Где-то под ребрами чувствовалась теснота и жар, совершенно непонятный в вечерней прохладе. Медленно обойдя поляну, оборвыш остановился на том месте, где несколько минут назад Салли целовала Адама. В душном воздухе висел тяжелый запах пыльной листвы и прогретых солнцем грибниц, но мальчику казалось, что он слышит нежный аромат девичьих кудрей с крахмальным свежим привкусом лент…

Утром, когда еще солнечные лучи тонули в мягкой влажной дымке, Том сидел на берегу. Это место, надежно укрытое камышом, место, о котором кроме мальчишки знали лишь лягушки, располагалось по берегу немного ниже по течению, чем то, что облюбовали Адам с компанией. Том вовсе не хотел их видеть, хотя и то и дело вспоминал цвет глаз Салли и то, как очаровательно она подбирала юбку. Маленький оборвыш прекрасно понимал, что по сравнению с Адамом, у которого есть семья и аккуратно расчесанные светлые локоны, он все тот же бродяжка и вор, таскающий кошельки у зазевавшихся морячков. С воспоминанием о воровстве было тесно связано и другое, из-за которого Тому просто находится рядом с милой доброй Сюзан и ее благочестивым мужем было стыдно.

Том ковырял деревянной палочкой в земле и совсем абстрагировался от мира, когда тишину прорезал дикий крик:

— Артур! Кто-нибудь! Помогите!

С середины реки доносился отчаянный плеск. Не раздумывая, как был в одежде, Том прыгнул в воду. Конечно, плавал он просто отлично, ведь это одно из необходимых условий выживания никому не нужного существа в порту. Даже крысы, и те плавают.

Тому пришлось нырять. Холодная вода, пропитав одежду, не давала мышцам рук как следует напрячься, поэтому ухватить тонущего оказалось непросто. Сквозь зеленую муть воды просвечивали светлые всполохи волос и смутно белели тонкие отростки рук, которые и пытался ухватить мальчишка, пока, наконец, ему это удалось. Поддерживая безвольно мотающуюся голову Адама над водой, то и дело хлебая горькую воду, Том поплыл к берегу, чтобы, перегнув изнеженное тельце через коленку, дать выйти воде из легких. Кашляя и отплевываясь, мокрый и дрожащий Адам, пришел в себя. Он стучал зубами и вообще производил жалкое впечатление, что сам прекрасно понимал. Возможно, именно поэтому спеси у него поубавилось.

— Зач-чем ты меня с-спас?!

Том пожал плечами в ответ.

— К-какого черта ты меня вытащил?! – Адам вскочил и гневно уставился в серые глаза. — Я не хочу быть тебе должен!

— Ты и не должен.

— К-крыса! – мальчишка вцепился в воротник своего спасителя и, тяжело дыша, смотрел ему в лицо.

Гораздо более слабые на вид руки Тома оттолкнули Адама с такой силой, что тот кубарем скатился в камыш. Помешал потасовке голос Бэрри, откуда-то издалека кричавший: «А-адам! Мы ухо-одим!»

Скрежетнув зубами, продрогший мальчишка спустился в воду и, напоследок обернувшись, пробурчал:

— Ты мне за это ответишь… А долг я отдам как можно быстрее, не сомневайся.

Ближе к вечеру Питер собрал семейный совет, в который включили и Тома.

— Мы попали в очень неприятную ситуацию. В связи с тем, что к нам присоединился еще один человек, моего заработка стало не хватать…

В этом месте Сюзи всплеснула руками и перебила мужа:

— Том, милый мой мальчик, не подумай, что мы против того, чтобы ты и дальше жил с нами!

Адам тихо хмыкнул.

— Не перебивай, Сюзан, — строго произнес пастор, набивая свою любимую трубку. — Так вот… В связи с этим я предлагаю на ваш суд два варианта выхода из положения: первый – заложить украшения Сюзи… Дорогая, это на время! Второй – взять в долг у мистера Мэйли, моего давнего знакомого. У него лавочка в городе… Доход небольшой, да и двое ребятишек… Жена недавно умерла, упокой Господь ее душу. Ну да, думаю, он не откажется помочь…

— Нет! – вскрикнула миссис Джонс, сжимая в красных от работы руках спинку кресла, в котором сидел ее муж, — Конечно, мы заложим мои украшения! Зачем нам беспокоить несчастного вдовца, Питер?!

— Мальчики? – пастор внимательно посмотрел на детей.

Адам вежливо улыбнулся, будто бы соглашаясь с матерью, а Том смущенно пробормотал:

— Я мог бы найти себе работу и платить за стол…

— Глупости! – миссис Джонс заключила мальчика в объятья и взъерошила ему волосы, испачкав их в муке – она до этого пекла пирог.

— Ну почему же? – Питер ласково улыбнулся оборвышу. — Работа – это вовсе не плохо! Но вот платить нам, конечно, не надо. Ты обидишь нас этим.

Устав созерцать то, как его мама обнимает злейшего врага, Адам тихонько выскользнул из комнаты и ухмыльнулся. Вот он, план мести!

Проснувшись и спустившись к завтраку, Том обнаружил растерянную и заплаканную Сюзан, нервно комкающую платочек, сидя в кресле. Стоящий рядом пастор гладил ее по плечу и что-то тихо внушал.

— Что-то случилось? – встревожившись, Том перепрыгнул через последнюю ступеньку, чем раньше вызывал легкое недовольство миссис Джонс.

Сейчас женщина даже не заметила этого. Ее распухшие и красные глаза бесцельно бродили по комнате, изредка замирая то на шкафчике, то на полке с книгами. Сюзи тихо бормотала себе под нос:

— В шкатулке их нет… В белье нет… Под кроватью тоже… Тут их быть не может… И здесь тоже…

Питер успокаивающе погладил жену по голове и поднял голову, когда по лестнице спустился еще и Адам.

— Мама? – встревожено спросил мальчик, вежливо и аккуратно беря женщину за руку и заглядывая ей в лицо.

— Пропали ее украшения, — довольно сурово сообщил Питер, вновь склоняясь к жене.

— Это он их стащил! – со злорадством ткнул пальцем в сторону скромно стоящего в стороне Тома Адам.

— Что за глупости… — пастор поморщился.

— Это не глупости! Отец, я уверен, это он! Больше некому!

— Не надо делать ничем не подкрепленные предположения, Адам. Я уверен, что Том ничего не брал.

— Обыщи его, и дело с концом!

— Милый, Том не вор! – вмешалась Сюзи, переводя взгляд с занавесок на сына.

— Да почему вы его так защищаете?! – взвился парень, зло косясь на виновника всех бед, растерянно наблюдающего за ним.

— Потому что, — веско закончил спор Питер. — А ожерелье и серьги найдутся, вот увидите. Уже к вечеру.

Ни к этому вечеру, ни к следующему пропажа не нашлась. Адам же только выразительно пожимал плечами и вздыхал, видимо скорбя о том, что его наивные родители не понимают очевидного. На третий день не выдержал Том.

— Да обыщите же меня! Я ничего не брал! – едва не плача, мальчик дрожал и то бледнел, то краснел.

Сюзан хотела было возразить, но Питер ее опередил:

— Мы тебе верим.

— Обыщите! – Том с трудом сдерживал обиду и горечь, норовящую вместе со слезами выплеснуться наружу.

— Ну хорошо… — пастор вздохнул и предупредил: — Пойдем, ты сам мне покажешь свои вещи.

— Я с вами! – Адам запрыгал по скрипучим рассохшимся ступенькам, опережая возражения отца.

Маленькая комнатка в конце коридора вмещала узкую кровать, тумбочку, стул и полку, на которой в стакане с водой ароматно вяли ярко-желтые цветы из придорожной канавы. На стуле лежал букварь, подаренный не так давно пастором Тому, а на покрывале, сшитом из дешевого ситца, деревянный гребешок – это уже подарок Сюзи.

Открыв тумбочку и продемонстрировав затаившему дыхание Адаму и его невозмутимому отцу ее содержимое — стопочку одежды из двух рубашек, брюк и белья, Том замер, немного растерянно понимая, что и показывать-то больше нечего. Вмешался белобрысый.

— Это не все! – Адам, опережая Тома, подскочил к его постели и отогнул угол матраса, обнажая деревянные перемычки, к которым грязными лоскутами был примотан сверток. — А это что? – вкрадчиво поинтересовался мальчишка, отдирая находку.

— Я не знаю.

— Смотри! – Адам сунул под нос отцу тускло блеснувшее ожерелье и две длинных, спутавшихся сережки, тихо заскрежетавших креплениями при тряске.

Мистер Джонс молчал, сложив руки на животе и неподвижно глядя в окно.

— Я не брал… — хрипло прошептал Том, с ужасом переводя взгляд с Адама на пастора и наоборот.

— Отнеси их маме, Адам, — наконец заговорил мужчина, тяжело опускаясь на развороченную кровать.

Том, не опуская головы и сжав кулаки, стоял у окна до тех пор, пока Питер не похлопал по кровати рядом с собой.

— Присядь… Ты не подумай, я не сержусь… Да и Сюзи тоже. Ты вырос в таких условиях, что без воровства давно бы умер с голоду. Но! Теперь тебе не нужно воровать, чтобы добыть кусок хлеба. Мы никогда тебя не прогоним, Том. Поэтому тебе не нужно воровать, понимаешь? Это только кажется сложным… У тебя получится, — Питер серьезно улыбнулся и потрепал окаменевшего паренька по плечу. — Я в тебя верю. Если хочешь, я буду выделять тебе, как и Адаму, немного карманных денег. Вот только дела поправим… И помни, Сюзи тебя уже любит, как родного.

Пастор снова улыбнулся и встал. Когда стихли его шаги за дверью, Том словно сломался – так резко расслабилась его до того напряженно-прямая спина. Глухо рыдая в подушку, мальчик не услышал, как в комнату проскользнул Адам.

— Ай-ай… — поцокал языком мальчишка, останавливаясь напротив. — А я думал, что такие как ты не плачут.

В одно мгновение Том спрыгнул с постели и по-уличному стремительно повалил врага на пол. Адам завопил, словно его убивают, но как раз в этот момент его нос громко хрустнул, смещаясь влево. Острая коленка надавила на живот… И тут как раз вбежал Питер.

— Он хотел меня изнасиловать! – сорвалось у Адама прежде, чем он успел подумать.

Наступила тишина. Сдерживаемый пастором Том, впрочем, совершенно не сопротивляющийся, не обращая внимания на текущие слезы, широко распахнул глаза, а Сюзан, стоящая на пороге, медленно осела на пол.

Отпустив мальчика, мистер Джонс кинулся к жене. Вечером приехал врач.

@темы: творчество, Слэш

---

Всегда интересно смотреть людям в глаза. Лгут ли они, верят ли, о чем мечтают, чем живут, кого любят... Иногда узнаешь очень много, иногда ничего. Если влезть человеку в душу, порой хочется там остаться... И прожить его жизнь.

@настроение: грустно

@темы: совсем никому не нужно

---

"Крысеныш с соленым сердцем"

Глава II
Бета: Daemon Div (она же гамма)
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Том, Адам
Саммари: У каждого ребенка должны быть родители, чтобы оберегать его, защищать, наставлять... А что же, если их нет? Что, если с рождения вокруг грязь, боль и жестокость? Что будет с такими детьми?
Рейтинг: R (только из-за предупреждений здесь же в шапке)
Жанры: Слэш (яой), Драма
Предупреждения: Смерть персонажа, Изнасилование
Размер: миди
Статус: закончен

Свежий ветерок овевал полные руки с закатанными до локтя рукавами. Это было приятно, да и день выдался солнечным, поэтому движения дородной, но не лишенной изящества женщины были полны особой грации. Напевая под нос какую-то песенку, она развешивала белье во дворе аккуратного белого домика. Все подоконники его шелестели на утреннем ветру цветами, а на лавочке у порога томно нежился пушистый рыжий кот. Идиллию дополнял белобрысый мальчишка, раздраженно дергающий слишком тугой воротничок, в который его обрядила мамаша, и лузгающий семечки, сидя в тени под яблоней.

Скрип калитки возвестил о приходе отца семейства.

— Питер! – всплеснув руками, женщина оставила корзину с бельем на траве и поспешила к идущему по дорожке к дому человеку с ношей на руках.

Будь Сюзан не так близорука, она бы разглядела, как и ее сын, от удивления прекративший плеваться налипшей на язык шелухой, что ее муж бережно прижимает к груди тощего оборванца, аккуратно придерживая мотающуюся голову.

— Сюзан, будь так добра, принеси воду, губку и комплект одежды Адама в комнату для гостей.

Пройдя мимо открывшей было рот для вопросов жены, пастор, подавив усталый вздох, вошел в дом. Кот, проводив его меланхоличным взглядом, вновь лениво прикрыл один глаз.

— Что с бедным ребенком?! – вскочила с кресла Сюзан, комкая в руках платок, как только ее муж спустился вниз.

Прошел целый час с того момента, как она отнесла все, что необходимо, наверх и успела краем глаза увидеть до крайности истощенное тельце мальчика. Добросердечная женщина готова была хоть сейчас закормить ребенка до потери сознания, но пастор ей запретил. «У бедняги жар. Следует прежде сбить температуру», — сказал он жене, глядя прямо в глаза. Сюзан ничего не оставалось, как уйти вниз и вместе с сыном терпеливо ждать того момента, когда Питер закончит.

— Что с ним?! – нетерпеливо повторила она, когда пастор упал в кресло-качалку и закурил.

Выразительно посмотрев на сына, который было сделал вид, что не понимает намека (тогда мать просто вытолкала его из комнаты), Питер вздохнул и, с трудом сдерживая ярость, сообщил жене:

— Мерзкие люди… Додуматься до такого! Использовать ребенка в своих грязных целях…

— Ты хочешь сказать?.. – Сюзан охнула, зажимая пухлой ладонью рот.

— Плюс истощение, следы побоев приблизительно недельной давности… Как и у всех бродяг в наше время… И, конечно, еще шок. Думаю, температура вызвана этим…

— Ух, я бы им показала! – потрясая круглыми кулачками, раскрасневшись, выкрикнула женщина, не обращая внимания на сбившийся чепец и перекосившийся передник. — Да как таких… таких… земля носит!

Пастор грустно взглянул на нее и, поймав полную руку, прижал к губам.

— Тихо, Сюзи… Бог им судья… А мы ничего сделать не можем…

— Поэтому я и злюсь! – маленькая кругленькая женщина забегала по комнате, и это было бы смешно, если бы пастор не знал, что сейчас творится в душе у его жены.

И, тем не менее, он никогда не скрывал подробностей своей тяжелой работы. Всю горечь и боль они дели пополам. Так повелось с самого начала… И только Адам делал вид, что его не касаются проблемы других, но Питер надеялся, что подобная черствость – напускное. Он верил в это.

— Так, хорошо… — Сюзан все же взяла себя в руки и присела на краешек мужниного колена. — Думаешь, доктор не нужен?

— Нет. Я сделал все, что нужно… Ему больше необходима поддержка… внимание… Мальчишка, я думаю, с рождения ничего кроме брани и тычков не получал.

По-матерински мягкое сердце женщины снова дрогнуло.

— В таком случае, я иду печь пирожки! – заявила она так твердо, как только могла. — Попроси Адама доразвесить белье.

— Хорошо, Сюзи… — пастор улыбнулся. — А я схожу в приход… Одежда Адама мальчику велика… Может, среди пожертвований найдется что-то дельное…

— А если нет?

— Ну… придется покупать… У нас, конечно, туго сейчас с деньгами… но неважно, — Питер вновь улыбнулся. — Бог дал нам сделать доброе дело.

Подслушивавший Адам отшатнулся от двери и успел даже усесться флегматичному коту на хвост, когда отец вышел. Потрепав сына по светло-золотистой макушке, Питер зашагал к калитке, провожаемый раздраженным взглядом серо-голубых глаз.

— Тоже мне… Святые… Сбагрить его в дом призрения и дело с концом… А то ведь нет… надо разыгрывать тут из себя непонятно кого… — бормотал Адам, вычерчивая краем туфли на земле свое имя. — Еще и одежду ему мою дали… Этому бродяжке… Не хватало заразиться вшами… Эх, ну нет… Я этого так не оставлю! – спрыгнув со скамейки, мальчишка ухмыльнулся. — Сами его выгонят…

Первое, что увидел Том, открыв глаза, — это круглое лицо в голубом чепчике. Светлые кудряшки выбивались на лоб и в районе висков, а добрые голубые глаза в морщинках пристально его изучали. Толстенькую переносицу украшал след от очков, которые теперь болтались на толстой ленте, свисая на рыхлую грудь, а на кончике носа темнело маленькое зернышко родимого пятна.

— Очухался? – голос был низкий и грудной, с легкими перекатами и грассированием.

Том не ответил. Переведя взгляд на потолок, стены, он попытался приподняться, опираясь на подламывающиеся руки.

— Что ты, что ты! – замахала эта женщина на него. — Лежи. Покормлю я тебя сама… Только жар спал. Ты до завтра лежи… Если что, позовешь меня или Адама… Ох, чуть не забыла! – женщина забавно всплеснула руками. — Миссис Джонс. А как тебя зовут, воробушек?

— Том… миссис Джонс… — горло обожгло, и мальчишка закашлялся.

Влив в своего нового домочадца стакан воды, Сюзан приступила к кормежке и сразу же поняла, что ее фирменные пирожки с капустой мальчик попробует не скоро. Жевать у Тома совсем не было сил. Напоив ребенка бульоном, женщина еще раз вздохнула и погладила мальчика по спутанным каштановым прядям. Длинные темные ресницы задрожали, но глаза Том открывать не стал. Все это: и мягкая постель, и терпкий солоноватый привкус мяса на языке, и тепло, распространяющееся до кончиков пальцев… Тем более волшебными были прикосновения доброй феи. Проваливаясь в целебный сон, мальчик не увидел, как радостно улыбнулась сквозь слезы женщина, наблюдая за разглаживающимися морщинками вокруг рта ребенка.

Через пару дней Том уже довольно крепко стоял на ногах. Впрочем, помочь хоть чем-нибудь ему пока не давали, мотивируя это тем, что он еще слишком слаб. Именно поэтому на третий день мальчик отправился на прогулку по окрестностям. Он слышал, как Адам, убегавший из дома ранним утром, говорил матери что-то про речку… Тому очень хотелось оказаться поближе к воде – он привык к запаху соли с рождения, но порт с недавних пор внушал животный страх.

Забравшись в густые заросли тростника, оборвыш сел прямо на землю и обхватил колени. Внизу едва слышно плескалась вода… В ней отражался худой и несчастный мальчик в бежевой рубашке, великоватой в плечах. Задумчиво разглядывая своего двойника, Том не сразу обратил внимание на шум и плеск где-то рядом, а когда все же поднял голову, увидел на противоположном берегу, пологом и песчаном, четверых ребятишек. Одним из них был Адам.

Девочка в соломенной шляпе заливисто смеялась над чем-то, а полноватый коротышка в коричневом пиджачке активно жестикулировал, стоя по колено в воде.

Тому стало грустно. Его ровесники, такие же бродяги, как и он, ничем не напоминали этих детей. У них в ходу были крепкие словечки и жевательный табак, они высмеивали бездельников и лоботрясов, коими, по их мнению, являлись Адам и его друзья, они даже избивали их,… когда были в большинстве. Тому же очень хотелось теперь оказаться там, рядом с этими аккуратными и воспитанными ребятами… Он бы постарался стать таким же.

Вечером, когда Том спускался к ужину, на лестнице его перехватил Адам.

— Слушай сюда, вонючка! – тихо прошипел белокурый ангел в белом воротничке, крепко хватая бродяжку за рукав. — Ты зачем за нами следил?

— Я не следил.

— Ну, конечно! А в кустах прятался просто ради самого процесса!

— Я гулял.

Адам не поверил ни на каплю и угрожающе поднес кулак к носу собеседника.

— Еще раз увижу… Пожалеешь, что мой папаша спас твою задницу.

Том слегка побледнел при последних словах, а, когда торжествующий враг протопал вниз, сполз на пол. Только что перед его носом захлопнули дверцу, ведущую в красивый и счастливый мир, где у всех есть дом, семья и друзья. Это было так ожидаемо, но все равно обидно.

Еще через три дня Том познакомился с компанией Адама поближе. Он чистил вишню от косточек во дворе, когда в калитку протиснулись блондин с незнакомкой под ручку, а за ними еще двое: тот коротышка и верзила в коротковатых штанишках.

— Я вам про него рассказывал, — важно кивнул на замершего оборвыша Адам и, отпустив руку девочки, предупредил. — Салли, я сейчас…

Проходя мимо Тома, мальчик показал Тому кулак, а потом исчез в доме. Вернулся он с корзинкой для пикника.

— Возьмите Тома! – крикнула вслед четверке Сюзан, останавливаясь на пороге.

Подтолкнув нерешительного мальчишку в спину, она мягко улыбнулась.

— Что же ты… Давай беги, я и сама справлюсь с этой вишней.

Ссутулившись, мальчик побрел к недовольно замершей за калиткой компании.

— У-у… — пробурчал рыжеволосый толстяк в коричневом поношенном, хотя и довольно модном, костюмчике.

На левой половине переда его пиджачка жирно мерцало большое пятно, а на носу зрел прыщ. Его друг, внимательно разглядывающий небо, то и дело задумчиво чесал широкую шею. На вид он был постарше, но, возможно, все дело в росте и телосложении… Этот мальчишка был на голову выше толстяка и мог похвастаться шириной плеч, как у взрослого.

— Идемте! – воскликнула Салли, поправляя свою шляпку, на этот раз с розовой лентой.

Дети выбрали все тот же берег реки. Расположившись на пледе, девочка сняла головной убор и мило улыбнулась, демонстрируя щербинку между передними зубами. Ямочки на ее щеках классически дополняли светлые локоны, взбитые на затылке, и завитки возле ушей. Голубые глаза внимательно осмотрели Тома, и Салли вынесла вердикт:

— Симпатичный.

Адам скрипнул зубами.

— Что там тебе положила твоя мамаша? – перевел разговор в другое русло Бэрри, скидывая видимо тесноватый пиджак.

— Да как обычно… Яблоки и пирожки…

— Отменно печет твоя мамка! Не то, что моя… — толстяк скривился, припоминая стряпню своей мамы, и ловко выхватил сразу два пирожка из корзинки, Этот… — он ткнул в Тома, — …обойдется…

— Тогда его яблоко хочу я! – капризно заявила Салли, надувая губки.

Больше никто внимания на оборвыша не обращал.

@темы: творчество, Слэш

---

"Крысеныш с соленым сердцем"

Глава I
Бета: Daemon Div (она же гамма)
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Том, Адам
Саммари: У каждого ребенка должны быть родители, чтобы оберегать его, защищать, наставлять... А что же, если их нет? Что, если с рождения вокруг грязь, боль и жестокость? Что будет с такими детьми?
Рейтинг: R (только из-за предупреждений здесь же в шапке)
Жанры: Слэш (яой), Драма
Предупреждения: Смерть персонажа, Изнасилование
Размер: миди
Статус: закончен

Тонкие и серые от присохшей грязи пальцы умело поглаживали дрожащее тельце крысы, чьи красные глазки настороженно следили за человеческим детенышем, таким же, как и те, что швыряли в нее камнями и преследовали с гигиканьем, надеясь добить тяжелым деревянным башмаком. Впрочем, нет, этот был не такой. Мальчишка был гораздо чумазее любого другого, да и одежда его, пропахшая рыбой, глиной, сладковатым детским потом и – острый крысиный носик задергался – медью. Кое-где на рубахе, сквозь лохматые прорехи которой просвечивала впалая грудь, можно было рассмотреть буроватые пятна. Несладко живется бродягам в старой доброй Англии… Ничуть не лучше, чем крысам.

- Хорошо вам… - между тем рассуждал оборванец. - Дохлую кошку сожрете… А я не могу. Я пробовал… - тут мальчишку передернуло, - не… лучше впроголодь… Эй, ты куда? – крыса, напуганная резким движением, уже шустро мчалась вдоль одного из мрачных домов, между которыми уж точно не проехала бы коляска, - А.. ладно…

Встав с корточек, мальчишка, прищурившись, взглянул налево – там, в некотором отдалении, швартовалось небольшое судно. Том, а именно так звали парнишку, ухмыльнулся и едва приметной тенью скользнул в щель между домами. Начинало темнеть.

Грязный и многолюдный порт славился тем, что лишиться в нем можно было не только кошелька, но и жизни. Тут и там промышляли воришки, нищие и личности еще более скользкие… Ни один уважающий себя матрос не спустился бы на землю в этом городке. Но приличные люди и не причаливали к этому берегу – дурная слава порта заставляла экипажи торговых суден потуже затягивать пояса и тоскливо вглядываться вдаль, но проплывать мимо. Именно в этом месте и промышлял знакомый нам мальчишка. Зорко шныряя взглядом по внешности окружающих моряков, а их опыт позволял выделить из разношерстной толпы не напрягаясь, Том расталкивал волнующуюся как море массу людей острыми локтями и пробирался вперед. Время от времени ему перепадали затрещины или пинки, но оборвыш не обращал на такие мелочи внимания. Ему случалось попадать в кровавые драки, разгорающиеся между матросами после третьей кружки эля…

Внезапно взгляд мальчишки выхватил из толпы дородного мужчину. «Капитан, не иначе…» - мелькнуло в лохматой голове, а ноги уже сами несли своего обладателя к оглаживающему бороду моряку. Словно случайно налетев на мужчину, Том забормотал извинения и тут же, не дав тому опомниться и надавать себе по шее, вновь нырнул в гущу толпы, уже заботливо прижимая к себе кошелек незадачливого мореплавателя.

Отдышавшись в одной из подворотен после долгого и утомительного петляния по улицам, оборванец достал из-за пазухи добычу. К великому разочарованию мальчугана в кошельке оказалась одна мелочь, которой хватит лишь на пирожок без начинки и кружку сидра. Громко выругавшись площадной бранью, которой позавидовали бы иные ценители, Том отшвырнул ставшую ненужной вещь куда-то во тьму и, зажав в кулаке медяки, направился в известный своими вольными нравами паб.

- Ого… Хорошая выручка? – хозяин паба, лысый коротышка с маслянистыми глазками, подмигнул юному посетителю.

- Нет… Вот… - деньги поменяли владельца, и коротышка, поцокав языком, отвернулся, чтобы спустя минуту поставить перед печальным воришкой плохо вымытую тарелку с унылым и кособоким пирожком, слегка подгоревшим со дна.

- Спасибо, - довольно вежливо поблагодарил Том и принялся за еду.

Уже после того, как клиент расправился с нехитрым ужином, хозяин паба, как бы интересуясь, не желает ли мальчишка еще чего, наклонился над стойкой и прошептал:

- Советую смываться побыстрее… Ты чем-то не угодил двум верзилам за столиком в углу. Глаз с тебя не сводят все это время…

Побледнев, Том кивнул.

- Я могу воспользоваться задней дверью?

- Да, конечно… Только живее, мне разборок хватает и так…

Соскользнув со стула, воришка бросился за спину хозяину заведения, который уже невозмутимо наливал эль черноволосому молодчику в фартуке гробовщика.
Выскочив на улицу, Том заозирался. Непроглядная мгла, сбившая бы с толку любого другого, была ему только на руку. Приготовившись нырнуть в один из переулков, мальчишка внезапно налетел на чью-то широкую грудь. Как провинившегося котенка, воришку встряхнули за шиворот чьи-то пропахшие табаком и морем руки, наверняка красные от едкой соли и пеньки, а затем что-то тяжелое почти ласково коснулось затылка Тома.

Первое, что почувствовал Том, придя в себя, это ветерок. Свежий соленый бриз, щекочущий ноздри и пытающийся распутать паклю волос, не вымытых толком ни разу в жизни.

- Мы его не укокошили случаем? – грубый прокуренный голос, типичный для моряка этих широт, любителя выпивки и хорошей драки.

- Его так просто не прихлопнешь… Этот сброд, знаешь, какой живучий!

Том решил, что и дальше будет изображать труп, может, не разберутся и сбросят в воду. А уж он на берег выберется.

- Плесни водой на него.

- Зачем это?

- Плесни, говорю… Неохота долго с этим крысенышем возиться.

Словно ледяные иголки вонзились в кожу оборванца, так что тот подскочил и заорал, хоть и старался подготовиться к этому. Мгновенно пропитавшиеся водой лохмотья неприятно жгли кожу, а слипшиеся ресницы давали разводы на канве окружающего мира, сузившегося до небольшого пятачка, освещаемого оранжевым фонарем.

- Эге… - нехорошо улыбнулся крупными и редкими, что свидетельствовало о любви к потасовкам, зубами один из трех моряков, стоявших прямо перед Томом.

У этого были курчавые волосы и смуглая кожа. Его сосед, придвинувшийся чуть ближе, отличался широченными плечами и уродливым шрамом через все лицо. Третьего воришка рассмотреть не успел, потому что его вновь схватили за шиворот и встряхнули. Дрянная ткань жалобно затрещала, чудом сохраняя относительную целость.

- Ну что, крысенок? Попался? Ловко ты петлял… Но попался глупо. Куда кошелек дел, а? Тварь такая, куда дел?

- Что ты его вопрошаешь… - басом захохотал тот, кто лил воду – Том опознал его по голосу. - Он же при нас деньги тратил!

- Эд нам что сказал, а, Гарри? Там побольше было, чем он проел!

- А то ты нашего капитана не знаешь… Ему только дай соврать… Эй, сопляк, сколько там было-то?

- Всего пара пенсов, сэр…

- Ну вот, Джон, что я говорил тебе!

- Клянусь дьяволом, Гарри, я все равно прибью этого мальчишку! Из-за него мы тут шляемся, когда могли бы в компании хорошеньких баб праздновать ступление на твердую землю! Черт тебя побери, у меня никого не было больше месяца!

- Спокойно, Джон! Вымести злобу на нем, а не на мне! – успокаивающе хлопнул здоровяк со шрамом того, кто держал Тома, по плечу.

Сам оборванец тем временем испуганно пялился в темноту, измышляя варианты бегства. Чутье подсказывало, что отделаться парой ушибов не получится… В преддверии ныли мышцы. Зудел и чесался нос.

Третий матрос выдвинулся на свет, когда Джон разжал пальцы и пнул быстро свернувшегося клубочком ребенка.

- Вы бы шли. Я с ним разберусь.

- С чего это ты такой добрый, а, Стю?

- У меня свой интерес.

- Пойдем, Джо! И, правда, пусть разбирается сам, раз хочет… Денег мы уже не получим.

- Нет, черта с два! Мне эта тварь вечерок подпортила! Сам хочу его… - Джон снова пнул мальчишку, - …покалечить… Чтоб запомнил… А, впрочем… - внезапно мужчина остановился и задумался, - вы правы, ребята. На кой черт он мне сдался? Его ж тронешь, он и богу душу отдаст, сопляк мелкий… А мне грех на душу ни к чему брать. Моя Марта как говорит? «Бог, он все видит!» Вот! Идем, Гарри…

Один на один остался Том с тем, кого назвали Стю. Это был худой и непропорциональный с по-паучьи длинными руками, коротконогий мужчина с колючим взглядом и неприятным, вызывающим брезгливое омерзение, лицом. Плохо выбритый подбородок топорщился желтоватыми колючками, а слипшиеся от пота волосы закрывали низенький прыщавый лоб. Слегка великоватая одежда была измята и могла похвастаться парочкой жирных пятен. Чулки сползали на башмаки, а те в свою очередь были замызганы портовой грязью, одинаковой во всех приморских городах. Но всего этого Том не заметил в тусклом желтоватом свете фонаря. Он видел только сальную ухмылку приближающегося матроса, а в голове билась одна мысль «Бежать! Бежать! Бежать!» Возможно, бегство бы и удалось, рванись воришка чуть раньше, но в этот самый момент Стю бросился вперед, и с чувством философского изумления, мелькнувшего последним в усталом мозгу, Том снова обмяк.
Чертыхаясь и сплевывая, моряк закинул легкое тельце себе на плечо и побрел в сторону темнеющего на фоне неба судна «Маргарита», его крова.

Пробуждение было болезненным. Ныл затылок, а запястий Том почему-то наоборот не чувствовал. Пересохшие губы, растрескавшись, цеплялись друг за друга и не желали плотно смыкаться. Раскаленный затхлый воздух набивался в легкие и неприятно першил в горле.

- Будешь хорошим мальчиком, бить не буду.

Дернувшись на голос, воришка перевел взгляд с деревянного потолка каюты, - а то, что он находится в каюте, он понял по характерному покачиванию и едва слышному плеску за бортом, - на говорившего. Стю ухмыльнулся и с наслаждением затянулся трубкой, выдыхая горькие клубы черного дыма пленнику в лицо.

- Что вы с-собираетесь делать? – Том запаниковал.

Поведение этого человека сильно отличалось от того, к чему он привык в подобных невеселых случаях. Его избивали, долго и жестоко или брезгливо, стремясь покончить с ним, как с надоедливым щенком, но никогда еще не забирали на судно.

Мужчина не ответил. Склонившись над мальчишкой, он внимательно осмотрел его лицо.

- Ты ж заразный… Богом клянусь, заразный… Ну да ладно… Шлюхи в кабаках не лучше будут. Переворачивайся на живот. И, черт тебя побери, не вздумай пикнуть… живым не уйдешь…

Все еще ничего не понимая, напуганный мальчишка закивал и зашевелился. Скрученные пеньковой веревкой запястья тут же заныли, но Том только закусил губу. Ему велели молчать…

Сопя и отдуваясь, моряк копошился за спиной паренька, вжимающегося лицом в жесткий, вонючий матрас и с трудом сдерживающего подкатившую к горлу тошноту. Мужчина с остервенением и внезапно нахлынувшей злобой рванул с покорного и безучастного ко всему мальчишки штаны, которые держались на тонкой веревочке, продетой вдоль пояса в самодельные отверстия, норовящие расползтись до дыр, и стащил их до коленок. Том, до которого начинало медленно доходить происходящее, еще сильнее закусил губу и подумал, что, возможно, это не так и плохо… Да нет, это действительно лучше, чем если бы его избили и бросили валяться в подворотне… Главное, не закричать. В этот самый момент бедра матроса качнулись вперед, и воришка заскулил, до боли в хрящике носа, прижимая лицо к матрасу. Стю бормотал какие-то ругательства сквозь стиснутые зубы, поминал Бога, Черта и всех их вместе взятых… Его кривые пальцы в никотиновых пятнах все сильнее сжимались на узких бедрах, где кожа была почище и побелее, чем на плечах и лодыжках… Наконец, откинув голову назад, с шипящим свистом Стю на мгновение замер, вытаращив дико вращающиеся глаза. Неровные крепкие полукружья его ногтей в последний раз скользнули по телу мальчика, и он отстранился, приводя одежду в порядок. Напоследок перерезав путы, врезавшиеся в руки ребенку, моряк ушел, прекрасно понимая, что оставаться дольше уже сам оборвыш не захочет.

Том был бы и рад сбежать поскорее, но не мог. Глотая злые слезы, он неподвижно лежал, не осмеливаясь шевельнутся, потому как опасался, а сможет ли он вообще передвигаться теперь. Наконец, кое-как поднявшись и затянув потуже веревочку, служившую ремешком, воришка поплелся на палубу. Незнакомый ранее стыд и мерзость разъедали его изнутри. Дети-бродяги взрослеют рано, но и у них есть душа… Иногда в этой душе остаются надежда и целомудрие. Теперь же Тому хотелось броситься прямо в пролив. Его бы не стали спасать. Да и не пожалела ни одна живая душа.

Ребенка шатало, как пьяного, когда он ступил на берег. Подвыпившие матросы, попадающиеся ему в такое позднее время, и не заметили бы хрупкую сгорбленную тень, медленно передвигающую ноги, но Том все равно шарахался от каждого встречного, рискуя споткнуться об одну из крыс, шустро снующих прямо под ногами. Забывшись сном прямо на голой земле, для тепла свернувшись калачиком, мальчишка вздрагивал, а из-под плотно-сомкнутых век бежали слезы.

@темы: творчество, Слэш

---

Много слов от одиночества.

Иногда хочется поговорить с человеком, а этого человека нет. Нет вообще нигде, ни в этом городе, ни в другом, его вообще ни в одном из миров нет. Хотя, может, где-нибудь и есть... Просто мы друг друга не нашли. Хочется просто поговорить, вывалить все свои проблемы, комплексы, страхи... И не стать в его глазах смешной или глупой. А потом помочь этому человеку с его проблемами и страхами. Почему-то люди, готовые понять и поддержать, редко делятся уже своим личным... У меня год назад еще была подруга, с которой впервые в жизни мне стало абсолютно легко. Я могла нести полную чушь, могла говорить, не думая перед этим, смеяться, плакать, быть глупой и смешной... Но она никогда не спрашивала моего совета. Она никогда не делилась болью или горем. Ни со мной, ни со своей лучшей подругой, которую это обижало. Я не знаю даже, была ли я-то для нее подругой... Мне она помогла пережить первую любовь, а я ей? Обеспечила парочку вечеров, когда больше никто не мог с ней погулять? Нет, я не хочу так думать. Просто... с ней можно было говорить обо всем: начиная с Фрейда и заканчивая глупой девчачьей ерундой - "вон у того парня красивая попа". Но она воспринимала мир по-другому. Легче, чем я. Я-то думала, что мы похожи... Поняла, что нет, только тогда, когда мы разошлись. Ее жизненным кредо был пофигизм. Ей было плевать и на меня в том числе. Просто это такое необидное равнодушие... Я, наверное, была для нее забавной. Этаким милым зверьком с полной кашей в голове. А я с ней впервые в жизни поняла, что необязательно записывать темы разговора на листочке, прежде чем позвонить, что молчание - не катастрофа, а "болтать" - это легко. Уже забываю эти навыки... Еще она оказалась первым в моей жизни живым и теплым человеком, которому нравится свой пол. Тогда мне это было безумно важно. А то, что она менее "образована" (уж не знаю, как это назвать еще) мне даже нравилось. Я ей могла что-то рассказывать, объяснять, хотя не могла удержаться от того, чтобы закатывать глаза, когда она не знала какое-то простейшее для меня слово... И все же, странная дружба закончилась. Зачем я это вспоминаю? Я иногда хочу друзей, иногда нет... Теперь уж точно не хочу. Дневник лучше - я ему ничего не должна и он не ляпнет глупость. Так лучше... Вот я и выговорилась.

@темы: совсем никому не нужно

---

Поток сознания

Ох, я совсем запуталась... Пытаюсь быть правильной, такой, вот как мне кажется я должна быть, какая я есть. А на деле я это нечто иное. Гораздо более эгоистичное и равнодушное к людям. Хочется спросить, а зачем я корчу из себя белого пушистого кролика? Может, не надо? Ну да, и стать совсем невосприимчивой к чужим проблемам... А, вот случись, мне потребуется помощь, что же мне помогут? Стоп. Получается, я пытаюсь заслужить расположение людей? Нет, не может быть. Просто я что-то доказываю себе... Только что? Я снова запуталась... Ну вот не хочет Анита себе хорошей жизни, отстань от нее, так? А я не могу. При том, что в душу к ней не лезу. Я все придумываю, как бы ее спасти от нее самой и Сережи, не поссорившись с ней и не задев ее чувств. Я почему-то не могу быть жесткой в этой ситуации. Это ничего и не даст, но я просто не могу. Я привыкла к совсем другой Аните... Я привыкла к определенной стратегии невмешательства, потому что мне так было удобно. Я не смогла, как Рита, открыто сказать свое мнение. Да и каким оно было? Более мягким, чем Ритино, это уж точно... Я придумала себе оправдание. Или это и была причина? Я запуталась... Не могу позволить человеку падать в пропасть или просто убедила себя, что не могу? Что же это за хрень...

@темы: важно, зачем пишу - не знаю, совсем никому не нужно

---

Отношение к смерти другого человека.

Если человек думает, что в случае его смерти кто-то будет едва ли не ликовать, стоит ли лезть с разубеждениями? Возможно, я чего-то просто не знаю о жизни... Может, он и прав. И все же... Если от рака умирает просто человек, который никого не убивал и т. д., то разве можно как минимум его хотя бы не уважать? Радоваться за человека и радоваться смерти - разные вещи. Да, он будет освобожден от всех глупых забот и земной суеты, от боли или счастья, но этому можно радоваться, потому что это радость за человека. А вот, если думать, что "наконец-то он сдох", это как раз то, с чего я начала этот пост... Тем печальней, что человек среди тех, кто будет радоваться его смерти, называет своего отца...

@темы: зачем пишу - не знаю

---

Еще рисунок)

Вот вы мне скажите честно, пропорции и все такое в норме?

@темы: творчество, рисунки

---

Я довольно давно не делилась своими рисунками...

Наверное, пора.

Кривые карандашные линии портят это милое личико, но что поделаешь... Ключицы - вообще тихий ужас...


Если вам кажется, что это существо женского пола, то я по-прежнему не умею рисовать мужчин...

@темы: творчество, рисунки

---

Извиняюсь за очередной тест...

очень интересный, кстати

Пол: W Возраст:16	1-10 A: 4 B: 7 C: 5 E: 6 F: 2 G: 5 H: 1 I: 9 L: 5 M: 9 N: 6 Q: 8 Q1:7 Q2:7 Q3:4 Q4:6
ОСНОВНАЯ ИНТЕPПPЕТАЦИЯ: ПЕРВИЧНЫЕ ФАКТОРЫ (постоянно проявляющиеся): Англоман: склонен к самоанализу, серьезный, остоpожный, сдерживает эмоции. Социальная pобость: застенчивый, настороженный, робкий, опасливый. Женственность:чувствительный, жеманный, романтичный, мягкий, интуитивный. Аутичный: богатое воображение, богемный, поглащен своими идеями, рассеян. Чувство вины: тревожный, подавленный, обеспокоенный, депpессивный. ЛАТЕНТНЫЕ ФАКТОРЫ (имеющие тенденцию к проявлению): Шизотимия: кpитичный, эмоционально сух,скpытен,обособлен, холоден. Высокий IQ: сообразительный, обучаем, интеллектуальный. Pадикализм: экспериментатор, аналитик, свободномыслящий. Независимость: находчивый, независим от гpуппы, самостоятельный, pешительный. Низкая интегpиpованность: следует своим побуждениям, малоконтpолиpуем. ВТОРИЧНЫЕ ФАКТОРЫ (интегративные свойства): Высокая общая тревожность. Беспокойный, пессимистичный, невротичный. Интроверт. Направленность на свой внутренний мир. Сдержан. Эмоциональная чувствительность. Утонченный, воспpиимчивый, лабильный. Независимый. Самоопределяемый, критичный, оказывает влияние на других.
ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ: ИНТЕЛЛЕКТ: ВЫСОКИЙ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ. СПОСОБЕН К ТВОРЧЕСКОЙ РАБОТЕ ЭМОЦИИ: НИЗКИЙ УРОВЕНЬ СТРЕССОУСТОЙЧИВОСТИ. ХРОНИЧЕСКИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ КОНФЛИКТЫ ВОЛЯ: НИЗКАЯ СИЛА ВОЛИ. ДЕЙСТВУЕТ ИМПУЛЬСИВНО, 'ПО-НАСТРОЕНИЮ' МОРАЛЬ: МОРАЛЬНЫЕ НОРМЫ ЛИБО НЕУСВОЕНЫ, ЛИБО СУГУБО ЛИЧНЫЕ ИЛИ КОРПОРАТИВНЫЕ ЛИДЕРСТВО: МОЖЕТ БЫТЬ ЛИДЕРОМ, НО В ОСНОВНОМ ФОРМАЛЬНЫМ ИЛИ НЕЭФФЕКТИВНЫМ ОБЩЕНИЕ: СЛАБО КОММУНИКАТИВЕН. ОБЩЕНИЕ СУГУБО ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ СТИЛЬ РАБОТЫ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТИ: СКЛОНЕН К РАБОТЕ В СФЕРЕ ИСКУССТВА, ЛИТЕРАТУРЫ. МОТИВАЦИЯ: ХОРОШО РАЗВИТАЯ МОТИВАЦИЯ. СТРЕМИТСЯ УЛУЧШИТЬ СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС
КЛИНИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ: ПСИХОПАТИЗАЦИЯ ПО "SC" ТИПУ! БОЛЬШАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ "SC" РАССТРОЙСТВ! БОЛЬШАЯ ВЕРОЯТНОСТЬ "D" РАССТРОЙСТВ!
Гендерные профили опросника Кеттелла 16-PF+ Протестируй себя

@темы: зачем пишу - не знаю, совсем никому не нужно

---

Мне показалось интересным... Про философский камень.

"Считается, что первым человеком, поведавшем миру о философском камне, был египтянин Гермес Трисмегист (Hermes Trismegistus) - "Гермес Триждывеличайший". Гермес Трисмегист - полумифическая, полулегендарная фигура, в преданиях его называли сыном египетских богов Осириса и Исиды, и даже отождествляли с древнеегипетским богом-чародеем Тотом.
Гермеса Трисмегиста также называют первым алхимиком, получившим философский камень. Рецепт изготовления философского камня был записан в его книгах, а также на т. н. "Изумрудной скрижали Гермеса" - табличке из его гробницы, на которой было высечено тринадцать наставлений потомкам. Большая часть книг Гермеса Трисмегиста погибла при пожаре в Александрийской библиотеке, а немногие оставшиеся, по легенде, были зарыты в тайном месте в пустыне. До нас дошли только сильно искаженные переводы.
Новый интерес к алхимии и философскому камню возникает уже в середине 10-го века в средневековой Европе, и то угасая, то вспыхивая вновь, тянется вплоть до наших дней. Собственно, философский камень - начало всех начал, мифическое вещество, способное дать своему обладателю бессмертие, вечную молодость, мудрость и знания. Но не эти его свойства, в первую очередь, привлекали алхимиков, нет. Главное, что делало этот камень таким желанным - это его легендарная способность превращать любой металл в золото!
Современная химия не отвергает возможности превращения одного химического элемента в другой, но всё же считает, что средневековые алхимики не могли получать золота из меди. Тем не менее, история сохранила для нас не одну легенду, в которой говорится о подобном превращении. Так, например, Раймонд Луллий (Raimondus Lullius),испанский поэт, философ и знаменитый алхимик, получил от английского короля Эдуарда II в XIV веке, заказ на выплавку 60000 фунтов золота. Для чего ему было предоставлены ртуть, олово и свинец. И, надо сказать, Луллий получил золото! Оно было высокой пробы, и из него было отчеканено большое количество ноблей. Разумеется, проще отнести данный факт к мифам, нежели поверить в него, однако нобли той особой чеканки до сих пор хранятся в английских музеях. А если верить историческим документам, на протяжении долгого времени эти монеты использовались при заключении крупных сделок, что свидетельствовало об их большом количестве. Но! В это время Англии, в принципе, негде было достать так много золота, причём такого великолепного качества! А основные расчеты, например, с Ганзой, велись оловом. Остается предположить, что в документы вкралась ошибка, и количество золота было куда меньшим.
Другой факт: император Рудольф II (1552-1612) оставил после смерти большое количество золота и серебра в слитках, приблизительно 8,5 и 6 тонн соответственно. Историки так и не смогли понять, где император мог взять столько драгоценных металлов, если весь национальный запас был меньше. Впоследствии было доказано, что это золото отличается от золота, использовавшегося в то время для чеканки монет - оно оказалось более высокой пробы и почти не содержало примесей, что кажется почти невероятным, учитывая технические возможности того времени.
Философский камень — это порошок, который принимает различные оттенки во время приготовления согласно степени своего совершенства, но в сущности имеющий два цвета: белый и красный.
Настоящий философский камень или порошок его обладает тремя достоинствами:
1) «Он превращает в золото расплавленную ртуть или свинец, на который его сыплют,
2) Принимаемый внутрь, он служит превосходным кровоочистительным средством, излечивая быстро разные болезни.
3) Он действует и на растения: в течение нескольких часов они вырастают и приносят спелые плоды.
Вот три пункта, которые покажутся многим басней, но с которыми согласны все алхимики. В сущности, стоит только вдуматься в эти свойства, чтобы понять, что во всех трех случаях действует усиление жизненной деятельности.
Следовательно, Философский камень есть просто сильное сгущение жизненной энергии в малом количестве вещества. Вот почему алхимики называют свой камень лекарством трех царств".
(с)

@темы: чье-то, зачем пишу - не знаю

---

Иногда толерантности бывает слишком много... Например, я совершенно спокойно отношусь к инцесту (если он происходит без насилия) или зоофилии... Может быть, это и хорошо... Может быть.

@темы: важно, зачем пишу - не знаю, совсем никому не нужно

---

Тест.

тест на гетеросексуальность

Насколько Вы гетеросексуальны? (Триникси)

Вы бисексуалка, отдающая предпочтение представителям противоположного пола. Вы на 67% гетеросексуальны! Пройти тест!

@темы: зачем пишу - не знаю, совсем никому не нужно

---

Я домучила свой фик.

первые 4 главы
5 глава

глава 6 и последняя

Одна из тех кафешек, куда приходят не за едой, потому что предложенные бутерброды с колбасой могут аукнуться отравлением, а мороженое слегка подтаяло и хрустит водянистой крошкой на зубах… С детства эти места навевают на меня тоску. Почему мы пришли именно сюда? Ах да… Поговорить… Нелегкий разговор предстоит, это уж точно… Поигрывая желваками, Геннадий Дмитриевич жестом указал мне на пластиковое красное кресло. Я и забыл, какие они жесткие и неудобные…
- Серафим.
- Да?
Но мужчина молчал. Под пристальным взглядом неуютно, но я специально выпрямился и как можно независимее стал разглядывать свой стакан с соком. Уже даже забыл, что за сок... Персиковый, мультифруктовый? Вообще-то я терпеть не могу их оба, но выбор был невелик. Чашка кофе отца Димы стояла нетронутая.
- Серафим, мне хотелось бы начать этот разговор так, чтобы ты понял… Я ничего не имею против тебя лично… Более того, как… друг Димы ты для меня предпочтительнее всяких Грегов и Патриков. Но если вдруг мне придется выбирать между вашими отношениями, в которых Дима будет несчастен, и его одиночеством, в котором он будет хоть на один процент счастливее, я выберу второе. Ты понимаешь?
- Да, конечно…
- В таком случае… Что у вас произошло? Объясни наконец мне хоть ты…
Пока я молчал, собираясь с духом, Геннадий Дмитриевич успел выкурить две сигареты.
- Мы поссорились, - вот все, что я наконец ему сообщил.
- Расстались, как мне сообщил мой сын.
- Что?
- О, да ты не в курсе, видимо… Забавно… - мужчина нахмурился и забарабанил пальцами по столу, - Что ж, слушаю твою версию… Вы поссорились… Из-за чего?
- Какая разница?
- Хорошо, это дело ваше… Однако, видишь ли, Серафим, Дима улетает через пару дней, хотя, не хуже меня понимает, что этот год учебы в Америке для него уже потерян. Я же хорошо его знаю, так что могу сказать немного иначе… Он сбегает. Бежит от тебя и ваших с ним отношений. Почему? Вот, что я бы хотел выяснить…
- Я не знаю.
Геннадий Дмитриевич вздохнул. Мне стало до тошноты и стыдно, и обидно сидеть вот так перед ним и словно оправдываться в чем-то мерзком. Но это был шанс…
- Ладно… Спрошу иначе. Кто виноват в этой вашей «ссоре»?
- Я…
- Ясно. Я почему-то так и думал, - темные глаза еще раз меня внимательно ощупали, изучая, а затем с легкой насмешкой мужчина продолжил, - Что-что, а сбегать, натворив дел, мой сын не умеет…
Эти слова откровенно ранили, но я промолчал.
- И что планируешь дальше? – произнесено уже будничным тоном.
Пожав плечами, я встретился взглядом с Диминым отцом и понял, что мой ответ был ошибочным. Но ведь я расслабился только потому, что надеялся на его помощь!
- Та-ак… Значит, ничего? Дима уедет, а ты поплачешь, как восьмиклассница, в подушку и найдешь нового бойфренда? – говорил мужчина спокойно, даже меланхолично, потирая большим пальцем ноготь безымянного, но у меня почему-то потек по спине холодный пот.
- Н-нет. Я его люблю! – выкрикнул я, тут же поняв, как это глупо – доказывать этому человеку то, что не доказано самому себе.
- Да неужели? – насмешка.
Заметив, как я начинаю часто моргать, пытаясь избавиться от непрошеных слез, вызванных злостью на самого себя, Геннадий Дмитриевич неожиданно печально улыбнулся.
- Извини. Правда, извини… Нервы ни к черту… Не мне тебя судить. Да и… Ты же понимаешь, он мой сын… я не могу спокойно смотреть, как Дима мучается. Если правда любишь, все у вас уляжется… Твои родители, кстати, знают?
- Да, - мой скупой ответ продиктовывался исключительно тем, что я все еще боялся разреветься.
- Ну и хорошо…
На этом наш разговор прервался, потому как я боролся со своим плаксивым организмом, а Димин отец думал о своем. Минут через десять я нарушил молчание.
- Так что делать?
- Ну… Наверное, ты испробовал уже все… Поэтому теперь я поговорю с Димой.
***
Шершавая и холодная ступенька, казалось, срослась с моим телом. Облупившаяся зеленая краска стен флюоресцентно мигала, пробираясь под сомкнутые веки. Хотелось спать… И пить. А, между тем, я не мог уйти со своего поста, потому что, да, это был именно пост. Димы все не было и не было. Иногда прохладной змейкой во мне пробегала мысль: «Может быть, я перепутал время отправления его самолета?» Но я все равно сидел и ждал. Если в три ночи он улетает, то хоть к двенадцати-то придет домой? За вещами? Что если он уже забрал вещи? Мне было тревожно… Но, когда стрелка часов показала полночь, я спал.
Меня разбудило осторожное прикосновение.
- Пойдем.
- Куда?
- Ну, как я понимаю, ты хотел поговорить…
- Да…
- Лучше это сделать в квартире, а не в полной темноте и непонятной вони площадки.
С трудом поднявшись со ступеньки, я поковылял за Димой. Оказавшись дома, он налил мне чаю и молча сел напротив.
- Слушаю.
- Ты улетаешь?
- Сам знаешь, что да…
- Почему? Зачем тебе в Америку?
- Фим…
- Я просто хочу понять. Мы больше никогда не увидимся, поэтому давай честно, ладно?
- Я всегда был с тобой честен.
- Тогда?...
- Ладно. Но, вряд ли то, что ты услишишь, тебе понравится.
Это оказалось больно. Не люблю такие предупреждения… Нечестно отбирать надежду раньше срока.
- Согласен.
- Я тебя люблю, Фима. Но не так, как ты бы хотел. Потому что не смог смирится с тем, что даешь мне ты… Фима, мне больно от твоих неосторожных слов, от глупостей, которые ты совершаешь, даже не заметив, от равнодушия, от фальши. Иногда ты давал мне надежду. Открытостью, нежностью, взглядом… А потом снова отбирал. Возможно, ты и любишь меня… Иначе бы не пришел. Прости, что причиняю боль. Но я не могу, понимаешь? Не могу смириться с такой любовью. Мне этого мало. Поэтому нам обоим, ты это попозже поймешь сам, будет проще, если я уеду.
Не требовалось что-то отвечать. И чай я допил еще раньше. Уйти? Наверное, этого ждал Дима. Заверить, что научусь проявлять чувства открыто? Соврать…
- А если нам не станет лучше поодиночке?
Дима погладил меня, как малыша, по голове и ответил:
- И? Снова недоговариваешь.
- Может… Тогда попробуем снова? Через год… Я вернусь из армии, и ты приезжай… Прежде, чем поступишь там…
Он промолчал, но взглянул на часы.
- Мне пора.
- Мне уйти?
- Думаю, да…
Растерянно переставляя ноги на полном автомате, я застыл, стукнувшись лбом о притолоку, когда Димин голос нагнал меня в прихожей.
- Если… к тому времени не расхочешь…
- Я тебя люблю. Как умею… Но разве я могу иначе?! – обида прорвалась вместе с криком.
Дима обнял меня со спины и шептал что-то успокаивающее в ухо, пока я озлобленно и размеренно бил ногой по железной двери.
- Прости… Пожалуйста, прости… - разобрал я наконец, успокоившись.
Горячее дыхание щекотало ушную раковину, но в груди ныло так, что было страшно представить, каково же мне будет, когда Дима уедет.
- Я пойду.
Лучше вырваться и уйти, чем и дальше размякать в объятиях, которые тем больнее будет разорвать, чем дольше они продлятся. Этот год… Я же выдержу, правда?
***
- Здравствуйте.
Димин отец на моей кухне – это сюрприз. Сюрприз вдвойне, потому что рядом расположился вполне спокойный мой папаша, прихлебывая чай с печеньем.
- Здравствуй-здравствуй, но мне уже пора… Спасибо за гостеприимство… - Геннадий Дмитриевич тепло распрощался с моими родителями и ушел.
Спустя несколько минут мама заметила забытую пачку сигарет и сунула мне в руки.
- Догони его!
Как ни медленно я плелся, но на улице наткнулся на стоящего под фонарем отца Димы. Он философски принял сигареты и положил мне руку на плечо.
- Ты в порядке?
- Да.
- Не похоже… Приди в себя, прежде чем показываться родителям.
Послушно киваю. Нереально, потому что слишком красиво, кружатся в оранжевом свете мошки. Клумба причудливо топорщится на фоне смутно белеющей кирпичной стены. Все правильно. Все хорошо.
- Я поговорил с твоим отцом…
Я молчу.
- У вас с ним были проблемы.
- Дима сказал?
- Да… Но, собственно, я к чему… Он у тебя неплох в целом. Попробуй его понять – человек старой закалки…
- Да-да-да, - раздражение мне ни к чему, но оно прорывается само, рвет изнутри и бессильно грызет меня.
- В общем, все не так плохо, как ты думаешь.
- Хорошо.
Мужчина кивнул.
- Я рад, что все так обернулось.
В недоумение перевожу взгляд с какого-то белого ароматного цветка, распустившегося ночью, на него. Он кивает и убирает руку, от которой уже начало ныть плечо.
- Рад, что вы разобрались с Димой сами.
- Так вы не говорили?
- Нет. Я понадеялся на тебя… Не знаю, что вы там решили, но, по крайней мере, что-то в твоих глазах меня радует.
***
Отца я застаю все в той же позе на кухне.
- Присядь.
Когда же я уже посплю… Слушать можно и с закрытыми глазами?
- Генка – мужик правильный, жесткий… Я, в общем, против любви ничего не имею… Слышишь?
- Да-да…
- Но только тогда, когда это любовь, а не баловство! Посмотри же на меня, в конце концов!
Из полудремы меня вырывает резкий голос отца. Моргаю, чтобы согнать пелену.
- Так вот. Этот год ты проведешь так, как я уже сказал. Но потом… Если дурь из головы не выветриться… что ж… имеешь право уже.
- То есть?...
- Мешать не буду. Но! – заметив мою недоверчивую гримасу, отец даже приподнялся, - Но не в моем доме все это происходить будет! Понял?
- Угу.
- Ну и иди с глаз моих долой. Нормальные люди спят давно. Мамку измотал совсем…
***
«…Экстренные новости. Пассажирский самолет Боинг-747, следовавший в Нью-Йорк, разбился недалеко от Минска. По предварительным данным из 654 пассажиров не выжил никто. Причины крушения авиалайнера пока не известны…»

@настроение:

@темы: творчество, Слэш

---

У меня плохое настроение и хочется заняться мазохизмом.

У вас бывало такое, что безумно хочется кому-то помочь, но почему-то стыдно? И вы просто проходите мимо или отворачиваетесь, или смотрите, надевая маску безразличия? А потом ненавидишь себя...

Всегда думаешь, что тебя есть за что любить... Ну, в запущенных случаях наоборот. Я говорю про то, что спрятано глубоко. То есть редко кто по-настоящему считает себя полным ничтожеством... В глубине души все мы надеемся. Так вот. А что, если не за что? Не за что любить... Все наши мысли на это счет - самообман и утешение, а окружающие видят лишь оболочку? И... не то что-то выходит, что хотела сказать... В общем, что если мы это ничто? Можно ли с этим жить...

Все лгут. Даже, если не в главном, так в мелочах. И это нормально? На днях я солгала на автомате... Скрыла что-то. Просто я боюсь ссор... Никогда не знаешь, что ее вызовет, а что нет, в случае с тем человеком... Иногда люди приукрашивают действительность - это тоже со мною случается. Я умею лгать... Но очень не люблю. Если человеку важно услышать правду... я лучше скажу ее. Или промолчу, если совсем уж дела плохи. Впрочем, этот принцип не помешал мне отчаянно выкручиваться, когда меня раз за разом ловили с сигаретой... А как я самозабвенно дурачила классную руководительницу! Трусиха я, да... Все думаю вот о чем: если бы я совершила проступок, а обвинили в нем другого, призналась бы я? Хочется думать... нет, даже надеяться, что да. Однако... а вот кто его знает? Мужество мне не присуще.

Что ж... Мазохизм иссяк. Быстро выдохлась... Зато полегчало)

@настроение: →

@темы: зачем пишу - не знаю, совсем никому не нужно

---

Моя радость.

Я не могу не поделиться своей радостью... Понимаю, что не всем интересно... Впервые в жизни у меня получилась дрожжевое тесто!
По рецепту это был "мраморный" кекс... Но я его пекла в форме для пирога по причине наличия в ней антипригарного покрытия. Еще слегка видоизменила рецепт... случайно... Получилось все равно вкусно))))




Не думайте, что раз он темный, значит, подгорел)) Это корица, он весь-весь в корице и из корицы... Я превысила дозировку в два, не то три раза...

@настроение:

@темы: повседневность, зачем пишу - не знаю, совсем никому не нужно

---

Просто ни о чем.

Почему-то считается, что любой страх исходит из страха смерти... Я давно уже не уверена, что это так. Например, я безумно боюсь боли и совсем равнодушна к смерти (собственной). Так можно ли считать, что в моем случае все страхи проистекают от страха боли? Или это снова отсылки к смерти? И где-то в глубине души я все же боюсь ее? Но это абсурд. Хотя бы потому, что, когда я резала вены, я все так же боялась темноты и собак. И однако же почему-то считается иначе. Вряд ли я пойму, почему...

@темы: зачем пишу - не знаю, совсем никому не нужно

---

Флешмоб

Что-то вспомнилось... Так что пусть будет флешмобом)
Правила: Вспомните свое самое странное детское желание (или два ) и напишите или в комментах, или в своем дневнике.
Участвуют все желающие) Надеюсь, такие будут.

Лично я мечтала (не смейтесь только) о таком: в скафандре лечь в глубокую-глубокую лужу и посмотреть, что под водой. Не знаю, что я там хотела увидеть... А почему в скафандре? Просто водолазный костюм не защищает от влаги, а скафандр герметичен, поэтому можно плескаться, бултыхаться, как свинтус, и пр. Это казалось таким необыкновенным... залезть в грязь и не измазаться...

@темы: флешмоб, зачем пишу - не знаю, совсем никому не нужно

---

О счастье.

Наверное, счастью нельзя научить… Ведь даже если собрать самые светлые моменты настоящего и поднести их человеку на блюдечке, он увидит только серую пыль… Нельзя научить видеть свет во мгле, нельзя подарить веру в будущее, если сам несчастный упивается горем, кричит о своей боли… но не делает ничего, что вывело бы к солнцу и голубому небу. «Надо верить в возможность счастья, чтобы быть счастливым» (с) Л. Н. Толстой. Но веру не вложишь в чужое сердце своими руками...

@темы: зачем пишу - не знаю, совсем никому не нужно